ПРАВОСЛАВНОЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВО - К вопросу о старообрядчестве в связи с “Манифестом” И.Л. Солоневича

Тема: История и культура
История раскола

Сегодня «Православное Старообрядчество» предлагает вниманию своих читателей статью Ивана Лукьяновича Солоневича (1 (14) ноября 1891, село Рудники Пружанского уезда Гродненской губернии — 27 апреля 1953, Монтевидео, Уругвай) — русского публициста, мыслителя, журналиста и общественного деятеля, посвященную старообрядчеству с комментариями Бориса Павловича Кутузова.

“Наиболее коренной, наиболее русской формой православия следует считать, собственно, только старообрядчество, – зявляет И. Солоневич в своем Манифесте (“Политические тезисы”), написанном в 1937 году. – Старообрядчество – самая исконная и самая мощная форма православия”.[1]

“Ни Аввакум, ни прочие (Никита, Хованские, Морозовы) никак не были ни раскольниками, ни тем паче ересиархами: они были хранителями московского православия, “древлего благочестия” против никоновской полуреформации. Не они выдумывали расколы и ереси, раскол выдумал Никон или, точнее, те “киево-могилянские” течения, которым следовал слишком уж крутой патриарх. Аввакум,конечно, был безусловно православным. И никак не ересиархом. Таким же православным, как были русские люди все шестьсот лет до Никона. И против “Поморских ответов”, которые задавали никоновской церкви этот вопрос, возразить действительно нельзя ничего: была ли Московская Русь до Никона православной или еретической? Православно ли крестились отцы и деды наши? Ну конечно, московская дониконовская Русь была православной и крестилась по-православному. Так называемые “раскольники” умирали вовсе не за “раскол” и не за “ересь” – они умирали за древлее православие... В России если и не было религиозной реформации в строгом смысле этого слова, то была полуреформация Никона, которая разбила православный народ на две части: ничего хорошего”. [2]

Анализ исторического прошлого России подводит И. Солоневича вплотную к роковому рубежу середины XVII века.“Основным грехом России является ее собственная измена ее собственному национальному лицу. Измена эта проникла в Россию через ее правивший слой – то есть через дворянство. Была нарушена идея национальной индивидуальности внедрением иноземцев и иноземного влияния, отколовшего дворянство от самых глубинных корней русской духовной культуры. Кульминационным пунктом этого процесса была измена русскому языку и замена его французским”.[3]Если И. Солоневичем назван кульминационный пункт процесса, то следует назвать и его начало.

Начало измены России своему национальному лицу было не просто положено, но запрограммировано на многие века вперед, царем Алексеем Михайловичем Романовым и патриархом Никоном. В процессе никоно-алексеевской “реформы”, совершавшейся во имя миража византийского престола и неовизантийской империи, была ошельмована и оклеветана вся предшествовавшая русская история с целью придания вида законности и необходимости унификации русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими.

Историософскую суть явления блестяще сформулировал А.В. Карташев: “Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патр. Никона – служить литургию в Св. Софии во главе четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка. А греческим справщиком у патр. Никона оказался Арсений, выученик униатской коллегии в Риме, а оригиналом для исправления новопечатные греческие книги, изданные в Венеции. Московская церковная элита в лице избранных протопопов с Аввакумом во главе ревниво и бурно восстала против этих латинских тенет, вдруг опутавших Св. Русь, с пророческим гневом разорвала их и создала, при слепоте и упорстве властей, широкое народное старообрядческое движение”.[4]

Первый этап иноземного влияния – это грецизация всей русской жизни Никоном, демонстративно сменившим русское архиерейское облачение на греческое и даже заведшим у себя греческую кухню.

“Кто начал революцию? Думаю, что принципиально ее начал патриарх Никон: первой инъекцией иностранной схоластики в русскую жизнь. Его поддержал правящий слой, жаждавший привилегий по шляхетскому образцу”.[5]

По воле царя Алексея Михайловича на Соборе 1667 г. председательствовали восточные патриархи (как оказалось потом, запрещенные в то время в служении), Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, два иноземца, которые преследовали только свои цели, а не интересы России и Русской Церкви. Подготовка к Собору и его программа были разработаны, опять же по воле царя, двумя другими иноземцами – митр. Газским Паисием и архим. Дионисием с Афона, как выяснилось позже, прожженными дельцами и авнтюристами.

Этот разбойничий собор, как его назвал архиеп. Уфимский Андрей (князь Ухтомский) и единомысленные с ним архиереи, похуливший не только древнерусское православие, но, фактически, и общеправославную старину, объявил старый русский обряд (то, что связано со Святой Русью неразрывно) и старообрядцев вне закона и официально санкционировал их преследование. Именно с этого времени и началось открытое гонение (государственной властью!) на все подлинно русское, и были открыты широкие врата для всякой иноземщины. Хула на старую русскую церковность и ее гонение были великим соблазном для русских – это был удар по христианской религии вообще, пошатнувший веру многих русских и ускоривший процесс расцерковления народного сознания.

“Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты, – пишет А. Солженицын в одной из своих последних публицистических статей, – всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный Раскол. И никогда уже – опять-таки на 300 лет вперед – православие на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в XX веке”.[6]

По поводу методов, какими утверждалось “никонианство” Солженицын высказался еще двадцать лет назад: “Применением насилий и казней для утверждения веры сподвижники Никона поставили себя вообще вне христианства".[7]

Как же охарактеризовать собор, санкционировавший “насилия и казни для утверждения веры”? Конечно, это нехристианский, разбойничий собор.“Приходится только удивляться, – говорит протодиакон Федор Шевцов, – как Россия и русские власти терпели постановления этого собора, и не только терпели, но и руководились его постановлениями по отношению к старому обряду в течение целых 134-х лет, до установления единоверия”.[8]

Разбойничий собор 1667 г. предписывал русским церковным клирикам носить облачения греческого покроя, а за хуление греческой одежды грозил отлучением от Церкви.В докладе Константинопольскому патриарху Парфению председательствовавшие на соборе восточные патриархи писали, как они восстановили у русских греческие порядки, и что греки снова пришли на Руси к “славе, юже древле имехом”, как в те незабвенные времена, когда русские епископы еще поставлялись в Греции.

Все эти иноземцы были наемниками русского царя, поэтому подлинным и главным изменником России, Святой Руси и Русской Церкви является царь Алексей Михайлович Романов, совершивший “жесточайшее преступление анафемы собственному народу и войны против него за “никонианскую реформу” (когда уже и сам Никон отошел от “греческого проекта”)”[9]. “Царишко”, как кратко охарактеризовал его герой и мученик, “ гений слова и человек пера” (А. Панченко) протопоп Аввакум.

Корни византийской прелести идут к первому Романову, царю Михаилу, а точнее, к его отцу, патриарху Филарету (Федору Никитичу Романову). Именно в их правление был совершен подлог русской национальной идеи преемственного хранения чистоты православия, когда концепция “Москва – Третий Рим” вместо эсхатологического ее понимания была истолкована в чисто политическом значении создания неовизантийской православной империи во главе с русским царем на древнем царьградском престоле. Острие российской геополитики с этого времени и по 1917 год будет нацелено на Царьград-Константинополь-Стамбул. Царь Алексей Михайлович “от младых ногтей” будет воспитан в грекофильском духе и ориентирован в направлении восприятия византийского престола, почему он столь безоглядно и кинется в реформаторскую деятельность с первых же дней своего царствования, будучи еще по возрасту 16-летним юнцом. Чистота русского православия будет принесена в жертву этой политической авантюре в процессе церковной “реформы”, и в этом – главное преступление патриарха Никона.

Вся династия Романовых – под знаком византийской прелести. Россия была брошена в мировую бойню в 1914 году именно с целью завоевания Константинополя (заготовлен был уже и крест для водружения над св. Софией), факт, который успешно замалчивается уже более полувека.Вот поэтому, по политическим причинам столь дальнего и давнего прицела, и была вне критики до самого 1917 г. никоно-алексеевская “реформа” и разбойничий собор 1667 г. (Курсив мой – В.К.).

Итак, внутренней причиной русской катастрофы XVII века был грех гордыни, ставший главной причиной подлога национальной идеи “Москва – Третий Рим”.
Внешней причиной великого русского Раскола, с другой стороны, является юго-западная иезуитская экспансия.
Рука иезуитов чувствуется во всем процессе подготовки и проведении роковой церковной “реформы” на Московской Руси XVII века.

Византийским престолом соблазняет Ивана Грозного злейший враг России иезуит Антонио Поссевино, пытаясь втянуть Москву в борьбу с турками, весьма беспокоивших тогда Ватикан. По-видимому, он же был автором иезуитской инструкции Самозванцу, как ввести унию в России ( по сути – это черновой набросок никоно-алексеевской “реформы”).

Вот выдержки из этого документа:
“... д) самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования, и тем проложат путь к унии;
е) издать закон, чтобы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии: возникнут споры, дойдут до государя, он назначит Собор, а там можно будет приступить и к унии;
з) намекнуть черному духовенству о льготах, белому о наградах, народу о свободе, всем – о рабстве греков;
и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя и светских...”[10]
В процессе никоно-алексеевской “реформы” все эти предписания иезуитской инструкции пунктуально были выполнены.

“Реформа” совершалась и укреплялась в дальнейшем руками “приверженцев унии”, учениками иезуитских коллегий Вильно, Падуи и Рима, хотя по происхождению в основном уроженцами Украины.

Опыт латинизации Петром Могилой с 1640 г. Украинской церкви, ставшей похожей на католическую по стилю и по духу, их стараниями успешно переносился в Москву. Однако первые плоды иезуитской экспансии на Украине – это, конечно, Брестская уния 1696 года. Новогреческий Иерусалимский устав униатской редакции незадолго до реформ Петра Могилы был также введен в церквах на Балканах (у сербов и болгар).

Один из главных помощников царя Алексея Михайловича в деле проведения “реформы” митрополит Газский Паисий Лигарид, кого незадачливый самодержец “яко пророка Божия” слушал, оказался тайным католиком, агентом иезуитов.
Тайный униат-базилианец Симеон Полоцкий, один из вождей “латинского” направления являлся богословским консультантом и редактором протоколов разбойничего собора 1666-1667 гг., которые он писал латинскими буквами на полурусском-полупольском диалекте. Непримиримый враг православия, идеолог культуры нового типа, он особо приближается Алексеем Михайловичем, становится воспитателем царских детей. Роль его при особе царя сравнима с ролью Феофана Прокоповича при Петре I.

Согласно рабочей инструкции иезуитов, учредили на Московской Руси семинарии по подобию западных схоластических школ, “призвав из-за границы людей ученых, хотя светских”. Братья Лихуды, воспитанники иезуитских коллегий Венеции и Падуи, будучи поставленными во главе Московской духовной академии, утверждали никоно-алексеевскую “реформу” в течение 15 лет (до 1701 г.).

Итак, это было начало внедрения иноземцев и иноземного влияния.“Отрыв от духовных истоков России, – пишет далее И. Солоневич, – вызвал отрыв и измену православию. Правящий слой, в его верхах, дал России масонство, вольтерианство, материализм, марксизм и атеизм. Душа православия была заменена внешним обрядом, совершаемым в видах политического приличия. Духовное возглавление Церкви было заменено синодской бюрократией, которую правивший слой не удосужился за два столетия заменить исконной формой патриаршества. Культурное творчество России оторвалось от его религиозных истоков и стало в подавляющем большинстве творчеством разлагающим и разрушительным – в особенности в литературе”.[11]

И. Солоневич дал великолепный анамнез прошлой болезни, однако начало заболевания снова требует уточнения.Правящий слой, в его верхах, дал России прежде всего никонианство, а уж затем и весь остальной букет “измов”, перечисленных Солоневичем.

Никонианство – понятие широкое, это не просто новые обряды, это на много порядков заниженный уровень духовной жизни, приземленность, это апостасийное, идущее по пути расцерковления латинизированное православие с обливательным крещением, неканоничным, концертно-оперным пением, неканоничной иконой в живописном стиле и неканоничным церковным зодчеством, это уже более душевность, а не духовность, это, кроме того, “законное” право на “духовное разгильдяйство” по части произвольного сокращения служб и вольного обращения с церковным Уставом по безгранично широко истолковываемой формуле, иногда встречающейся в церковном Уставе, “аще изволит настоятель...”

Архиеп. Уфимский Андрей (князь Ухтомский) говорит об этом явлении более резко: “Никонианство”, как полное извращение христианства, есть несомненная ересь; но “никониане” до такой степени жалки и слепы, что их еретиками назвать почти несправедливо! Какие же это еретики! – Такие они несчастные... Это дети – крещенные, но ничему не наученные”.[12]

Вот ослабленное никонианством, навязанным сверху, русское общество и оказалось подвержено всем остальным перечисленным И. Солоневичем болезням.
А то, что правивший слой за двести лет не удосужился заменить “синодскую бюрократию” традиционным патриаршеством – это понятно, расцерковленному правящему слою были глубоко безразличны церковные каноны.

Среди основных задач возрождения Русской Православной Церкви Солоневич видит: “восстановление российского патриарха – с выбором патриарха собором духовенства и мирян”, а также “предоставление приходам права отвода недостойных пастырей и в то же время обеспечение низового духовенства от адмистративного произвола высшей иерархии”.

Выборность духовенства и контроль за его деятельностью на местах самих церковных общин – это ничто иное, как возврат к дониконовским формам подлинной православной соборности Русской Церкви.

Антинациональную направленность “реформы” своего отца углубил и остервенело усугубил Петр, которого по результатам его великого погрома всей московской культуры вполне можно назвать Великим. Именно такую оценку дает ему И. Солоневич.

“По русской национальной культуре Петр и его наследники прошли батыевым нашествием – от этого нашествия русская культура не оправилась еще и сейчас... Реформы Петра означали, в частности, ликвидацию всей культуры русского духовенства и русского купечества. Религиозная мысль России, придавленная полупротестантским синодом, застряла на протестантском богословии и на синодской канцелярщине, а купечество появилось на общественных подмостках только в качестве героев Островского, пока Ленин не добил его окончательно”.[14] Такие “великие” заслуги Петра не могли быть не увенчаны в Москве чудовищным памятником, который, наконец, и появился.“

Петербургский период нашей истории был периодом неуклонной национальной деградации России. Взяв кое-что (очень немного) от европейской техники, Петербург продал русский национальный дух. Девятнадцатый век был веком непрерывного государственного отставания России от ее соседей и соперников... Русская интеллигенция XIX века явилась следствием той части петровских реформ, которая угасила русский дух во имя голландского кафтана, которая поставила русскую национальную идею в учебное и подчиненное положение по отношению к национально и государственно отсталым идеям тогдашнего Запада. В течение XVIII века был подготовлен и закреплен раздел русской служилой интеллигенции, потерявшей свое национальное лицо”.[15]

Говоря о необходимости “возврата к истокам нашего национального бытия”, И. Солоневич предлагает фактически возвратиться и к дониконовскому православию Московской Руси.

[1] Солоневич И.Л. Политические тезисы. // Наш современник, 1992, 12. С.140,154.
[2] Солоневич И.Л. Белая империя. М.,1997. С.149-150.
[3] Солоневич. Политические тезисы. С.141.
[4] Карташев А.В. “Святая Русь” в путях России. // Воссоздание Святой Руси. М., 1991. С.42,43.
[5] Солоневич И.Л. Миф о Николае Втором.// Слово. 1993. №1-2.

[6] Солженицын А.И. “Русский вопрос” к концу XX века. М. 1995. С.7.
[7] Солженицын А.И. И вновь о старообрядцах. // Вестник РХД. Париж. 1979. № 129. – Цит. по: Солженицын. Публицистика. Т.2. Ярославль. С.506.
[8] Шевцов Ф.И., протодиакон. Старообрядчество и его значение в наши дни. // Русское возрождение. 1983,24. С.134.
[9] Солженицын. “Русский вопрос”... С.7.
[10] Макарий (Булгаков) митрополит. История Русской Церкви. Т.X. СПб.,1883.
[11] Солоневич. Политические тезисы. С.141.
[12] Андрей (кн. Ухтомский), архиеп. Уфимский. История моего старообрядчества. Алма-Ата. 1933. – Цит. по: Зеленогорский МЛ. Жизнь и деятельность архиеп. Андрея. М., 1991. Приложение. С.236.
[14] Солоневич. Народная монархия. М.,1991. С.475.
[15] Солоневич. Политические тезисы. С.142, 148.

Апология старообрядчества. М., 2006. – 110
Составитель Б.П. Кутузов
Взгляд со стороны: старообрядчество глазами нестарообрядцев.

http://kutuzov-bp.ru/apologiya_staroobryadchestva.htm